Накануне мировой войны:
взгляд с Даунинг-стрит, 10,
1-2 августа 1914 года
1 августа.
Когда большинство из них (членов кабинет министров. —
Ред.) разошлись, сэр У. Тиррел прибыл из Берлина с пространным
письмом, в котором говорилось, что мирные усилия германского
посольства сводятся на нет царским указом о полной
мобилизации в России. Мы засели за работу — Тиррел, Бонджи,
Драммонд и я, — чтобы составить личное обращение короля к
русскому царю. Когда мы его составили, я вызвал такси, и в полвторого
ночи в компании Тиррела поехал в Букингемский дворец.
Короля подняли с постели; одно из самых странных воспоминаний
в моей жизни — как я сижу с ним, облаченным в мантию,
читаю письмо и предлагаю ответ.
С утра свежих новостей не поступало. Ллойд Джордж, стоявший
за мир, считал гражданским долгом открыто провозглашать
свою позицию. Грей заявлял, что если будет принята политика
нейтралитета по всем пунктам, он уйдет в отставку. Уинстон
(Черчилль) настроен очень воинственно и призывает к немедленной
мобилизации. Главные разногласия возникли относительно
Бельгии и ее нейтралитета. Мы разошлись в довольно
дружелюбном настроении и договорились собраться снова завтра,
в понедельник, в 11 часов. Я не очень-то надеялся на мир,
но был далек от безнадежности, однако чувствовалось, что если
повернет к войне, в кабинете не миновать раскола. Конечно, если
уйдет Грей, все развалится. С другой стороны, мы со всем возможным
хладнокровием должны рассматривать потерю Морли
и Саймона, хотя в последнем я сомневаюсь.
2 августа.
Дела обстоят весьма мрачно. Германия начала войну и с
Францией, и с Россией, да еще немцы нарушили нейтралитет
Люксембурга. Мы ждем, проделают ли они то же самое с Бельгией.
За завтраком мне нанес визит Лихновский (посол Германии.
— Ред.), который был очень emotionne* и умолял меня не
принимать сторону Франции. Он говорил, что Германия, чья
армия разрывается между Францией и Россией, падет гораздо
скорее, чем Франция. Бедняга очень разволновался и пустил
слезу. Я сказал ему, что у нас нет желания вмешиваться и что
вторжение в Германию будет невозможно, если она (1) не вторгнется
в Бельгию и (2) не пошлет в Пролив свой флот, чтобы
атаковать незащищенное северное побережье Франции. Он
очень сожалел, что его правительство не сдерживает претензий
Австрии, и выглядел убитым горем.
Потом состоялось большое заседание кабинета, с одиннадцати
почти до двух, и очень скоро обнаружилось, что мы на грани
раскола. Наконец мы с некоторым трудом договорились поручить
Грею, чтобы он сообщил Камбону, что наш флот не позволит
германскому флоту сделать Пролив театром военных
действий. Джон Бернс подал в отставку, но его уговорили подождать
хотя бы до вечера, когда мы соберемся снова. Образовалась
сильная партия против любого вмешательства в континентальные
дела. Грей, конечно, на это никогда не согласится,
и я не стану от него отрекаться. Крю, Маккена и Сэмюел составили
среднее, умеренное звено. Бонар Лоу написал, что оппозиция
поддержит нас во всем, что касается Франции и России.
Думаю, большая часть нашей партии в палате общин стоит за
полное невмешательство. Раскол в такой момент был бы настоящей
катастрофой.
К счастью, я ясно понимал, что хорошо, что плохо. (1) У нас
нет никаких обязательств перед Россией или Францией, чтобы
помогать им на суше или на море. (2) Отправка экспедиционного
корпуса на помощь Франции в настоящий момент не обсуждается,
причин для этого нет. (3) Нам не следует забывать давние
тесные дружеские узы, которые связывают нас с Францией. (4)
В интересы Британии совершенно не входит, чтобы Франция
была уничтожена как военная сила. (5) Мы не можем позволить
Германии использовать Пролив как военную базу. (6) У нас есть
обязательства перед Бельгией — не допустить поглощения ее
Германией...
С вторжением Германии в нейтральную Бельгию 4 августа
все надежды на невмешательство Британии в Первую мировую
войну рухнули. Король Георг Пятый заявил: «В 10:45 я велел консулу
объявить Германии войну. Это ужасная катастрофа, но не
наша вина... Молю Бога, чтобы мы скорее победили, и чтобы Он
хранил дорогого Берти».
По всей Европе молодые люди, охваченные патриотизмом, шли
добровольцами в армию. Немногие из англичан представляли себе,
что значит война, — ведь Англия не вела серьезных войн больше
столетия. Профессиональные солдаты были настроены более
умеренно. Их любимая песня гласила:
Отправь и армию, и флот,
Отправь шеренгу и колонну.
(Жуй банан!)
И храбрых территориалов —
Они воюют, улыбаясь.
(Ну, это вряд ли!)
Отправь парней в ряды девчат —
Они отчизну заслонят.
Отправь сестру, и мать и брата,
Но ради Бога, не меня!
Через три месяца после начала боевых действий Первая мировая
война на Западном фронте превратилась в окопные перестрелки
на пространстве от Па-де-Кале до Швейцарии.
Почти повсеместно ожидалось, что война закончится «к Рождеству
». Вместо этого солдаты устроили импровизированное
рождественское перемирие.
|