Лоуренс Аравийский — британский офицер разведки, приставленный
командованием к Хусейну, командиру нерегулярной армии
арабов. В значительной степени партизанская война Лоуренса
состояла из подрыва турецких железных дорог.
В полумиле от железнодорожного пути мы остановились.
Несколько человек спустилось вниз к полотну. В этом месте железнодорожный
путь проходил по мосту с двумя пролетами, который
был перекинут через лощину, промытую дождевой водой.
Выбранное нами место казалось идеальным для подготовки
взрыва. Мы в первый раз применяли электрическое минирование
и не имели никакого представления о его силе. Однако было
вполне очевидно, что взрыв даст больший результат, если под
взрывчатым веществом будет находиться арка. В этом случае,
что бы ни случилось с паровозом, мост, несомненно, рухнет и
следующие за ним вагоны неизбежно сойдут с рельсов.
Мы привели верблюдов и разгрузили их. Арабы снесли вниз к
намеченному месту мортиру Стокса со снарядами, пулеметы
Льюиса, гремучий студень с изоляционным кабелем, магнето и
инструменты. Сержанты расставили свои игрушки на площадке, а
мы спустились к мостику, выкопали яму между двумя стальными
шпалами и поместили в нее пятьдесят фунтов гремучего студня.
Зарыть его оказалось нелегким делом. У меня ушло почти
два часа, пока я закопал и прикрыл заряд. Затем наступил черед
тяжелой работе по прокладке кабеля от детонатора в горы, от-

куда мы должны были зажечь запал мины. Верхний слой песка
затвердел, как кора, и нам пришлось пробивать его, чтобы зарыть
кабель. Упрямый кабель оставлял на поверхности песка,
изборожденной ветром, длинные зигзаги, словно тут проползали
неестественно узкие, тяжелые змеи.
Чтобы сгладить их, пришлось пустить в ход мешок с песком,
а затем мой плащ, взмахи которого, подобно ветру, сравняли
зыбкую поверхность. Вся работа отняла пять часов, но зато она
была проделана на славу. Одна из лекций на сайте - http://obhis.ru/ .никто из нас не мог различить, гдележал заряд, или проследить под землей двухсотъярдовый путь
двойного кабеля к нашей засаде, где он выходил на поверхность.
Мы соединили его концы с электрическим детонатором. Место
засады казалось идеально выбранным, исключая то, что человек,
находившийся у детонатора, не мог видеть с него моста. Однако
это означало лишь, что ему придется нажать на рукоятку при
сигнале с наблюдательного пункта в пятидесяти ярдах впереди,
откуда одинаково хорошо были видны и мостик, и детонатор. Са-
лем, преданнейший из рабов Фейсала, попросил поручить ему эту
почетную обязанность, и ее предоставили ему единогласно.
Остаток дня мы провели, показывая Салему (на выключенном
детонаторе), что ему придется сделать. Наконец он усвоил в
совершенстве свои обязанности: опускал рукоятку, лишь только
я подымал руку, давая знак, что воображаемый поезд въехал на
мост...
Нас окутал мрак, и мы поняли, что должны терпеливо проспать
ночь в надежде на завтрашний день. Может быть, турки
подумают, что мы ушли, если утром они увидят гряду пустой.
Мы уютно устроились в глубокой ложбине, разожгли костры и
испекли хлеб. Общие задачи объединили нас...
Мы начали укладываться, готовясь уехать и решив оставить
мину с ее проводами на месте на тот случай, если турки не заметят
ее и мы сможем вернуться и воспользоваться плодами тяжелой
работы. Мы послали гонца к отряду, прикрывавшему нас с
юга, чтобы договориться с ним о месте встречи у перерезанных
стремнинами скал, служивших прикрытием для наших пасущихся
верблюдов.

Как только он умчался, часовой закричал, что со стороны
Галлат-Аммара видны клубы дыма. Мы с Заалом бросились к
вершине горы и по характеру дыма поняли, что действительно у
станции стоит поезд.
Пока мы пытались разглядеть его, он внезапно двинулся по
направлению к нам. Мы крикнули арабам, чтобы они как можно
быстрее заняли позиции. У скалы началась дикая суматоха.
Сержанты Стоке и Льюис, будучи в сапогах, не могли опередить
остальных, но и они быстро взобрались наверх, позабыв о своих
муках и дизентерии.
Люди, вооруженные винтовками, расположились длинной
цепью позади горного отрога, спускавшегося от пушек и мимо
детонатора ко входу в долину. Отсюда они могли бы открыть
стрельбу непосредственно по сошедшим с рельсов вагонам с
расстояния меньше чем полтораста футов, меж тем как дальнобойность
наших орудий достигала около трехсот ярдов.
Один из арабов взобрался на возвышение возле орудий и
кричал нам о движении поезда — необходимая предосторожность,
так как, если он вез войска и они высадились бы у нашего
кряжа, нам пришлось бы повернуться с быстротой молнии и
отступить в долину, защищая свою жизнь. К счастью, поезд
мчался вперед с огромной скоростью, которую ему придавали
два паровоза.
Когда он приблизился к месту, где, по сведениям турок, мы
скрывались, с поезда открыли бесцельную стрельбу по пустыне.
Я мог слышать его приближающийся грохот, сидя на холмике
у моста, чтобы подать сигнал Салему, который танцевал вокруг
детонатора, крича от возбуждения и настоятельно призывая Бога
на помощь.
Стрельба турок звучала внушительно, и я размышлял, со
сколькими врагами нам придется иметь дело и сравняет ли мина
своим действием их число с нашими восьмьюдесятью людьми.
Было бы лучше, если бы наш первый опыт с электричеством
происходил в менее сложной обстановке. Но в этот момент оба
паровоза, казавшиеся огромными, с пронзительными свистками
вынырнули из-за поворота.

За ними тянулись вагоны, из окон и дверей которых торчали
ружейные дула. На крышах, позади ненадежных прикрытий из
мешков с песком, притаились солдаты, обстреливая нас.
Я не предполагал, что будут два паровоза, и в то же мгновение
решил взорвать мину под вторым, чтобы, в случае незначительного
действия взрыва, неповрежденный паровоз не мог отцепиться
и утащить вагоны назад.
Итак, когда второй паровоз въехал на мост, я поднял руку,
подавая знак Салему. Раздался ужасный грохот, и железнодорожное
полотно скрылось за столбом черного дыма и пыли высотой
и шириной около ста футов. Из мрака доносился треск
разбивающихся вагонов и продолжительный звучный металлический
скрежет раздираемой стали. Крутящееся колесо паровоза
внезапно вылетело из черной тучи, затмившей небо, с музыкальным
свистом пронеслось над нашими головами и медленно
и тяжело упало в пустыне где-то позади.
После этого полета наступила мертвая тишина. Ни один крик,
ни один ружейный выстрел не раздался, пока ставший серым
туман от взрыва медленно двигался в нашу сторону от железнодорожного
полотна и, миновав, растаял в горах.
Я в восторге бросился к сержантам. Салем схватил свою винтовку
и разрядил ее во тьму. Не успел я вскарабкаться к орудиям,
как ложбина оживилась выстрелами и темными фигурами
бедуинов, устремившихся вперед, чтобы схватиться с врагом.
Я осмотрелся, желая понять, что происходит. Неподвижный
поезд стоял на пути, оторвавшиеся и рассеявшиеся вагоны
вздрагивали от града пуль, изрешетивших их насквозь, а турки
выскакивали из них, ища прикрытия за железнодорожной насыпью.
Пока я созерцал представшую передо мной картину, над моей
головой затараторили наши пулеметы. Длинные ряды турок на
вагонных крышах покатились и были сметены, словно тюки с
хлопком, яростным потоком пуль, бушевавшим и брызгавшим
тучей желтых щепок от деревянной обшивки вагонов. Господствующее
над местностью расположение наших орудий явилось
Для нас большим преимуществом.

Когда я добрался до Стокса и Льюиса, сражение уже приняло
иной оборот. Уцелевшие турки скрылись за насыпью, имевшей
здесь одиннадцать футов высоты, и за вагонными колесами.
Пользуясь укрытием, они в упор открыли огонь по бедуинам.
За изгибами железнодорожного полотна пулеметы врагу страшны
не были, но Стокс выпустил из своей мортиры первый снаряд,
и через несколько секунд раздался грохот от взрыва позади
поезда.
Стокс дотронулся до прицельного винта, и второй снаряд
попал как раз в глубокую выемку под мостом, где турки нашли
себе убежище. Он произвел там убийственное опустошение.
Оставшиеся в живых в панике ринулись в пустыню, бросая на
бегу винтовки и снаряжение.
Настал черед пулеметов Льюиса. Тот свирепо опустошал
одну ленту за другой, пока весь песок не был устлан мертвыми
телами.
Арабы, увидев, что битва окончена, побросали оружие и начали,
словно дикие звери, вскрывать вагоны и грабить их.
Я сбежал вниз к развалинам, чтобы посмотреть на результат
действия мины. Мост рухнул, и в его провал свалился передний
вагон, переполненный больными. Все они, исключая трех или
четырех, погибли при падении расколовшегося вдребезги вагона
и образовали груду тел, истекающих кровью. Один из них
еще был жив и бредил в тифозной лихорадке.
Следующие вагоны сошли с рельсов и разбились. Некоторые
рамы совершенно испортились. Второй паровоз представлял
собою дымящуюся кучу железа. Его задние колеса отлетели
вместе с частью огневой коробки. Паровозная рубка и тендер,
превратившиеся в скрученные лоскуты железа, валялись меж
громоздящимися камнями мостовых устоев. Передний паровоз
отделался легче. Хотя и он сошел с рельсов и полуопрокинулся,
а его рубка взорвалась, он все еще находился под парами, а движущий
механизм остался невредимым.
Долина представляла собою дикое зрелище. Полуголые арабы
метались вокруг поезда в бешеном исступлении, визжали,
стреляли в воздух, дрались друг с другом, вскрывая сундуки и

слоняясь с огромными тюками. Они распарывали их и разбрасывали
содержимое, уничтожая все, что им не было нужно.
Всюду валялись десятки ковров, кучи матрацев и цветных
одеял, груды мужской и женской одежды, часов, кухонных горшков,
пищи, украшений и оружия. Возле стояли тридцать или
сорок женщин без покрывал и истерически рвали на себе одежду
и волосы, оглушая своими воплями самих себя. Арабы, не
обращая на них внимания, вовсю продолжали крушить домашнюю
утварь и грабить. Верблюды стали общим достоянием. Каждый
с яростью нагружал их сверх всякой меры.
Увидев, что я не принимаю в этом участия, женщины кинулись
ко мне, хватаясь за мою одежду, взывая о пощаде. Я уверял
их, что все кончится хорошо, но они не отставали, пока меня от
них не избавили несколько человек из их мужей. Они отпихнули
своих жен, хватая меня за ноги в припадке отчаяния и ужаса
перед близкой смертью. Они представляли собой гнусное зрелище.
Я оттолкнул их ногой и наконец освободился...
Победа всегда расстраивала ряды арабов. Мы сейчас являлись
не отрядом, способным на быстрый набег, а медленно бредущим
караваном, перегруженным до отказа различным домашним
скарбом, достаточным, чтобы обогатить любое арабское племя
на многие годы.
Когда Лоуренс взорвал этот поезд в Хиджазе, до окончания
Первой мировой войны оставался еще год, но ее исход уже был
предрешен. Приказ кайзера немецким подводным лодкам «топить
при появлении» любые корабли, не обращая внимания на их национальную
принадлежность, чтобы уморить Британию голодом
и поставить на колени, привел к тому, что 6 апреля 1917 года
Америка вступила в войну на стороне союзников. Германия не
сумела прорвать «тонкую линию цвета хаки»; когда же к британцам
подоспели дивизии американского экспедиционного корпуса, а
экономика США начала делиться с Европой своим процветани-
ем, у Германии не осталось ни единого шанса на победу.